Небольшая Библиотека


К списку книг

А.В. Луначарский

ИЛЬФ И ПЕТРОВ


Наше время чрезвычайно серьезно. Оно серьезно в своей радости потому, что основание нашей радости — это сознание постепенной победы на трудных и решающих путях, по которым идет наша страна. Оно серьезно в своем труде потому, что труд этот — напряженный, и целью его является не только заработок куска хлеба, а построение нового мира, разрешение задачи, важной для всего человечества. Оно серьезно и в своих скорбях опять-таки потому, что скорби наши — не мелкие обывательские огорчения, а какие-нибудь «неприятности», большие промашки, препятствия или потери на этом тяжелом и славном пути.

При таких обстоятельствах, при серьезности даже нашего веселья, спрашивается: возможна ли у нас смешащая, смешная литература?

Один молодой исследователь из Коммунистической Академии прочел в основанной мною при Академии комиссии по изучению сатирических жанров доклад, в котором он доказал, что пролетариату, во всяком случае, чужд юмор. Он говорил так: сатира — это применение смеха с целью деградации, разрушения противника.

Пролетариату, после одержанной им победы, сатира уже не так нужна как революционному классу во время его подъема. Сатира направляется больше снизу вверх, но у пролетариата все же еще много врагов, против которых он должен пользоваться оружием смеха, а в этом случае ему придется прибегать к сатире.

Не то юмор. Юмор по указанию молодого исследователя (И. Нусинов) имеет своей целью смягчать противоположности. Юмористика отмечает нечто выходящее из ряда, нечто заслуживающее внимания, но не допускает насмешки, в которой было бы что-то жалящее, едкое. Она разрешает

{243}

показанное явление в несерьезность, в нечто, к чему можно отнестись несерьезно. Это ни боевому пролетариату, ни пролетариату — строителю своего будущего, по мнению означенного мыслителя, совершенно не нужно.

Между тем у нас выходят книги сатирические и сатирические комедии. У нас существуют также и юмористические произведения.

Мало того, наши юмористы, даже такие несколько поверхностные, хотя и забавные, как Зощенко, пользуются успехом за границей. Этот самый Зощенко вырос в серьезного писателя, например в Германии, где сочинения его разошлись множеством изданий.

Это значит, что наша юмористическая литература, которая у нас самих вызывает только беглую улыбку, оказывается на самом деле для окружающего мира настолько смешной, что делается одним из центров их общественного смеха.

Гораздо, однако, дальше Зощенко идут наши юмористы Ильф и Петров, совместно создавшие такой блещущий весельем роман, как 12 стульев.

12 стульев имеют европейский успех. Роман этот переведен почти на все европейские языки. В некоторых случаях, например в той же Германии, он произвел впечатление настоящего события на рынке смеха.

Что и говорить, роман действительно заставляет хохотать.

Со мной был такой случай: я ехал из Москвы в Ленинград. В вагоне я приметил сравнительно пожилую женщину, которая, стесняясь окружающих, заливалась хохотом, всячески стараясь удержаться. Книжка, которую она читала, была сложена таким образом, что название нельзя было увидеть.

Сидящий против нее молодой человек, который все время улыбался, зараженный ее весельем, сказал: «Бьюсь об заклад, что вы читаете 12 стульев».

Молодой человек, конечно, угадал.

Подходя к этому первому произведению наших юмористов, надо сказать, что оно действительно не было серьезно.

{245}

«Но еще бы, — скажет читатель, — сами говорите, что это — развеселая книжка, а потом говорите, что она не серьезна. Развеселая книжка не может быть серьезной». Читатель, вы в этом ошибаетесь.

Смех может быть чрезвычайно серьезным, потому что, веселя, он в то же время разит: он придает чувство уверенности тому, кто смеется, и обливает ядом, более или менее жестоким, того, над кем смеются. Недаром французы говорят, что смеяться — это убивать. Мольер писал веселые комедии, а Вольтер — чрезвычайно веселые повести и рассказы, но оба они были чрезвычайно серьезными людьми, а Мольер даже человеком мрачным.

Ильф и Петров очень веселые люди. В них много молодости и силы. Им всякая пошлость жизни не импонирует, им, что называется, море по колено. Они сознают не только свою внутреннюю силу, стало быть, свое превосходство над окружающей обывательщиной, над жизненной мелюзгой, над мелочным бытом, но они знают — эта сторона советского быта, эта мелочь, обывательщина являются только подонками нашего общества, только испачканным подолом одежд революции.

Они сознают, что дальше, за пеленой этих масок, курьезных событий, страстишек, жалких пороков и т. д., имеется совершенно другая жизнь героического напряжения. Поэтому они и веселы, поэтому они и позволяют себе позубоскальствовать над всякими жизненными явлениями того мизерного и карликового порядка, которых у нас, правда, сколько угодно.

Ведь дело в том, что гигантское плановое хозяйство, титаническое строительство нового мира врезалось в мещанскую Россию. А мещанская Россия от Гоголя через Успенского, Чехова до городка Окурова Максима Горького оставалась все той же затхлой, жалкой, мелкой. И теперь она пришла в своеобразное кипение и как может реагирует на исполинское явление революции, и реагирует, конечно, невпопад.

{246}

ОБЛОЖКА ИХ КНИГИ
[Контрафактное рижское издание Двенадцати стульев, немного опередившее московское. 1928 г.]:

 

ИЛЬЯ ИЛЬФ, ЕВГ. ПЕТРОВ.

ДВЕНАДЦАТЬ СТУЛЬЕВ
СОВРЕМЕННЫЙ РОМАН-ХРОНИКА

"КНИГА ДЛЯ ВСЕХ" 1 РИГА, ГЕРТРУДИНСКАЯ УЛ. 1921

1928

{247}
Если она страдает и гибнет, то это нельзя взять всерьез, почему же не гибнуть этому мусору, который история должна смести со своих путей? Если они волнуются или протестуют — все эти суждения и вытекающие отсюда поступки являются также лилипутской суетней «вокруг настоящего»

Вот почему Ильф и Петров в 12 стульях позволили себе зубоскальствовать, не жаля никого, не бичуя, а просто хохоча во все горло над этим болотом, по которому революция шагает в семимильных ботфортах

Однако авторам надо поставить в вину, что этого гиганта в семимильных ботфортах они не показали. Он только чувствуется сзади показанной ими картины, но на глаз иностранца, не знающего наших жизненных взаимоотношений, может, пожалуй, показаться, что наш нынешний СССР — это все та же «Боже мой, какая грустная Россия» Гоголя, что, в сущности, это все тот же мир Мертвых душ.

Конечно, сама мысль 12 стульев по существу советская.

Однако известное добродушие, которое делает роман не сатирическим, а юмористическим, может навести людей, подобно напоминаемому мною Нусинову, на такую мысль:

— Зачем нам это изображение мелкоты? Эта мелкота отравляет воздух своими пакостями, заражая таким образом и будущее поколение. Она проникает, эта нечисть, во все части нашего великого механизма, помпы которого набирают новые кадры для будущего строительства, невольно черпая иногда при этом и грязную, мутную воду.

Смеяться над ними можно, и они заслуживают смеха, потому что это — несерьезные противники, но смеяться надо, бичуя их, с оттенком сарказма, гнева и презрения. Этого слишком мало у Ильфа и Петрова!

Я думаю, что сатирические «Скорпионы» вполне могут быть направлены на обывательщину, на мещанство, на бюрократизм, которые — подобно пыли, носящейся в воздухе, мешают здоровому дыханию развертывающегося молодого организма.

{250}

Эпиграмма:

Среди бесплодных подмастерьев

И плодовитых мастеров

Имелась двойня  Ильф — Петров

Провозгласил остряк один

Ильф — Салтыков, Петров — Щедрин

А Архангельский, М. Пустынин Онегин в Москве

[ист: Крученых, 1821-1-7]

{251}
Но, правда, когда авторы берутся за это дело, как, например, Эрдман в своей великолепной комедии Мандат, очень легко сойти на юмор. Противник так мелок и жалок в своей духовной безличности, что смех, начиная с презрения, невольно скатывается к простой безоблачной веселости.

Но ведь победа и делает противника до такой степени не серьезным, что можно просто отпраздновать эту победу над ним гомерическим, беззаботным смехом, в котором сказывается собственная жизненная уверенность. Пусть придут другие, которые напишут сатиру на остатки старого человека, копошащегося над нами, но Ильф и Петров пишут об этом человеке юмористически. Беды в этом никакой нет. Уверенность подлинного советского человека только крепнет от этого. Но, повторяю, и иностранцу не следует упускать из виду перспективы. Было бы огромной ошибкой либо принять картины Ильфа и Петрова всерьез как характеристику нашей жизни, или принять беззаботный смех Ильфа и Петрова за действительную готовность нашу примириться со всей этой разноцветной грязью.

Все это я говорю о романе 12 стульев, но все это относится с кое-какими переменами и оговорками и к роману Золотой теленок.

Золотой теленок глубже, чем 12 стульев. В этом смысле он серьезнее, но он также богат неистощимым количеством курьезных случаев (большей частью записанных в памятную книжку в процессе бродяжничества по лицу нашей страны), богат также и потоками шуток, в самой неожиданной форме высмеивающих все стороны этого мелкотравчатого существования.

При том же, как и в 12 стульях, авторы книги отпиливают для себя только ту часть жизни, которая является смешной, как бы отрезая именно тот грязный подол одежд революции, о которых я говорил выше. (А это опять чревато всеми теми же возможностями, принять этот человеческий отрезок за целое и подумать, что мы к его существованию относимся равнодушно и даже радостно.)

{252}

Но и в Золотом теленке есть много положительных сторон, которые приводят всю систему романа в большее равновесие, чем это было в 12 стульях. Замысел здесь стройнее.

К числу положительных сторон романа, увлекающего своей буйной веселостью, беззаботной атмосферой смеха, нужно отнести проявление рядом с обывательщиной некоторых моментов настоящей жизни.

Так, например, вслед за карикатурным автомобильным пробегом Остапа Бендера и его друзей пролетает в ночи, сияя огнями, подлинный советский автомобильный пробег. Это выглядит эффектно и доказательно.

Так же точно поездка Бендера в погоню за его миллионером вместе с иностранцем-журналистом, едущим на открытие Турксиба, дает возможность авторам на огромное серьезное дело, которое творится где-то за пределами достижения способного, но погрязшего в своих плутовских комбинациях, в своей пустоте остроумного Бендера.

В результате большая серьезность и даже глубина этого романа, заключающего в себе некоторые новые понятия.

Но в этом лилипутском мире есть свой Гулливер, свой большой человек — это Остап Бендер. Этот необыкновенно ловкий и смелый, находчивый, по-своему великодушный, обливающий насмешками, афоризмами, парадоксами все вокруг себя плут Бендер кажется единственным подлинным человеком среди этих микроскопических гадов.

Романы Ильфа и Петрова по прямой линии идут от плутовского романа древней Испании 15 и 16 веков, от Лесажа, Бомарше и т. д.

Огромным явлением был плутовской роман в европейской литературе.

Но какое значение имели эти Жиль Блазы и Фигаро для того времени? Феодальный мир и даже сплав феодализма с торговым капиталом под эгидой монархии и церкви видимым образом разлагался. Общество, взрыхленное денежными операциями и потерявшее прочную базу, беспорядочно и неудержимо валилось вниз.

{253}

На фоне этой разрухи и отчаяния, конвульсивных попыток полиции и церкви, и аристократии и упрочившихся буржуазных фирм, на фоне военных и торговых авантюр, беспорядочной радуги конкуренции, афер и пороков появляется фигура плута, который ловчее других.

Он презирает то человеческое стадо, которое стрижет, уважая только себе подобных плутов, да и то — уважение собрата по мошенничеству, по отношению к моральным ценностям которого не может быть иллюзии.

Этот плут являлся иногда провозвестником дальнейшего движения буржуазии, дальнейших ее представителей, которые уже не войдут в трио: дворянство, церковь, негоцианты, которые своими дюжими плечами заставят посторониться феодализм или прогонят его в могилу.

Когда в Свадьбе Фигаро герой оказывается безмерно превосходящим по своему умению и ловкости всех других, вы видите, что это — форейтор нового класса. При всей бессовестности и хитрости его вы сочувствуете ему. Он действительно положительный тип на фоне разложения старого режима. Но когда вы берете советскую действительность и спрашиваете себя, в каком отношении к советской действительности может находиться талантливый плут, то вы получите, конечно, совсем другой ответ. В самом деле, там — разлагающееся общество и на почве этого — юркий зародыш нового быта. Здесь — гигантское зарождение нового быта, и на почве его юркая индивидуальность может быть только микробом разложения.

Почему Остап Бендер не кажется нам отвратительным?

Потому, что Ильф и Петров перенесли его в атмосферу советского «подола», в атмосферу обывательского советского дна. Там он фигурирует как величина, а если он соприкоснется с настоящей жизнью, настоящая жизнь должна будет его раздавить как личность, тем более вредную, чем он способнее и чем более он «свободен от принципов». При этих условиях Остап Бендер, который все разлагает своей философией беспринципности, своим организмом очень умного комбинатора, начинает нас тревожить, как бы не вообразил кто-нибудь, что это — герой нашего времени, как бы

{254}

Остап Бендер не оказался образчиком для юнцов, не перепрыгнувших еще своего болота.

На авторах лежит большая ответственность.

Оставить Бендера так, как они его оставили, — это значит не разрешить поставленной ими проблемы. Сделать Бендера обывателем — это значит насиловать его силу и ум.

Думаю, что оказаться ему строителем нового будущего очень и очень трудно, хотя при гигантской очищающей силе революционного огня подобные факты и возможны.

Оставить его плутом и повести дальше по линии разрушительного авантюризма — значит превратить его окончательно в бандита, в своеобразного беса, опасно вертящегося под ногами у строительства жизни. Дальнейшее сочувствие к такому типу явится уже элементом анархическим.

В такой позиции оставляют в конце романа авторы своего героя, который вырос в их руках в слишком большую величину.

Может быть, это окажется удачей, а может быть, это окажется наказанием за то, что авторы дали очень ловкому плуту вращаться в нереальном мире, где только обыватели без строителей. В жизни этого нет! Это — только художественный прием, который немного фальшивит. В результате стерлись пропорции, и даровитый хулиган Бендер вырос в героя.

Предостерегая читателей от неверных выводов, мы не можем не подчеркнуть еще вопроса о том, что Золотой теленок — роман, не только блещущий весельем, но роман, в котором много жизненной правды и который ставит серьезные жизненные проблемы и является шагом вперед по сравнению с 12 стульями, уже приобретшими мировой интерес.

30 дней, 1931, № 8, с. 62-66
[опубликовано в Петров, Евгений, Мой друг Ильф. Москва, Текст, 2001, сс.  243-255]


[опубликовано в Петров, Евгений, Мой друг Ильф. Москва, Текст, 2001, сс. 268-289]

О «СОВЕТСКОМ ХОЛЛИВУДЕ»  Письмо И.Ильфа и Е.Петрова И.В.Сталину

1

2

Б.З. Шумяцкий И. В. Сталину 27 февраля 1936 г.

Б.З. Шумяцкий о беседе с И.В. Сталиным

 

О «СОВЕТСКОМ ХОЛЛИВУДЕ»
Письмо И.
Ильфа и Е.Петрова И.В.Сталину

Не позднее 26 февраля 1936 г.

 

Товарищу И. В. Сталину ЦК ВКП(б)

 

В течение четырех месяцев мы путешествовали по Соединенным Штатам Америки, осматривали заводы, новостройки, национальные парки, различные государственные и культурные учреждения, знакомились с организацией быта, общественного питания, отдыха, беседовали с огромным количеством самых разнообразных людей, проехали 16 000 км в автомобиле. В результате мы собрали большой литературный материал.

Работа в «Правде» научила нас пользоваться оружием писателя не только для так называемой большой литературы, но и для ежедневной будничной борьбы за социализм.

Мы знаем — каждому человеку, который по-настоящему любит свою родину, не терпится увидеть ее самой сильной, самой богатой, самой культурной в мире. Иной раз эта нетерпеливость приводит людей к самохвальству, к зазнайству, к желанию преждевременно почить на лаврах, но в основе своей чувство это здоровое, радостное, чистое и необыкновенно сильное.

И вот во власти этого чувства мы оказались во время путешествия по Америке Если говорить правду, это было не столько путешествие по Америке, сколько по Советскому Союзу Мы по целым дням ехали по американским дорогам, а думали о дорогах советских, мы ночевали в американских гостиницах, а думали о советских гостиницах,

{268}

мы осматривали заводы Форда, а видели Горьковский автозавод, мы изучали американскую кинематографию, а в мыслях у нас была кинематография советская. Совершенно естественно, все виденное мы старались приложить к нашей советской жизни, перевести на практические рельсы.

1

Во время поездки по Америке, приближаясь к Калифорнии, мы прочли в американской прессе телеграмму о том, что в СССР принято решение о постройке на юге страны кинематографического города — советского Холливуда.

Через несколько дней мы попали в Холливуд американский, покуда единственный в мире специальный кинематографический город, с опытом которого нельзя не считаться при разрешении вопросов кинематографии в нашей стране.

Мы осмотрели несколько холливудских студий и беседовали с большим количеством очень опытных американских кинематографистов.

И вот, в результате бесед и осмотра студий, у нас появились серьезнейшие сомнения — нужен ли нам специальный киногород на юге страны? Действительно ли наша кинематография нуждается в строительстве такого города? Рационально ли это?

Мы не знаем, какие доказательства были приведены работниками нашей кинематографии, когда они защищали идею киногорода. Судя по газетам, специальная комиссия, выехавшая на юг, ищет место с наибольшим количеством солнечных дней и наиболее красивым пейзажем. Следовательно, основными вопросами являются — солнце и красота природы.

Решительно всем американским кинематографистам, которых мы видели в Холливуде, мы задавали один и тот же вопрос:

— Пользуетесь ли вы солнцем во время съемок ваших картин?

{270}

И неизменно получали один и тот же ответ:

— Нет, не пользуемся.

— Как? Совершенно не пользуетесь?

— Нет, если и пользуемся, то очень редко. Наше павильонное солнце для нас удобнее и лучше настоящего. В павильоне мы можем осветить декорацию или актера так, как это нам нужно. Потом даже в Холливуде не всегда бывает такое освещение, которое нам необходимо в данный момент. А в павильоне у нас всегда есть именно то солнце, которое нам нужно.

Из всех разговоров мы вынесли впечатление, что солнце перестало играть прежнюю роль в делах кинематографии. И не только из разговоров. Сейчас у Холливуда появился серьезный соперник. И это город с наименьшим, вероятно, количеством солнечных дней. Это самый туманный город в мире — Лондон. Еще несколько лет тому назад подобное соперничество казалось невероятным — Лондон соперничает с Холливудом! Сейчас — это факт. Этим вопросом с увлечением занимается буржуазная кинематографическая печать. Это стало возможным только недавно, на основе современной кинематографической техники.

Все американские специалисты, с которыми мы беседовали, единодушно сказали, что, если бы сейчас им заново пришлось бы создавать кинематографию в Америке, они не строили бы специального города, вдалеке от культурных центров страны, а строили бы студии там, где есть актеры, где есть музыканты, певцы, писатели, — то есть в больших городах.

Мы не являемся специалистами в вопросах кинематографической техники. Мы хотим лишь дать добросовестную информацию по такому важному поводу, как постройка города, хотим как можно точнее передать все, что мы узнали и видели.

У нас есть сейчас несколько огромных кинофабрик, например, колоссальные фабрики в Москве и Киеве. Это огромные железобетонные здания. Московскую фабрику до сих пор не достроили. Мы немного знакомы с деятельностью

{271}

этих фабрик. Пока что — это кустарщина. Работа там еще не освоена. ” нас нет кадров — нет актеров, сценаристов. Совершенно непонятно, как можно строить специальный город, не поставив на ноги, не достроив уже существующих фабрик, не имея собственных актеров, а приглашая их из театров. Нет никакого сомнения в том, что ни один актер Художественного театра не бросит своей работы, чтобы уехать в Крым или Сухум. Но если бы даже это все было возможно, если бы существующие фабрики были достроены и хорошо работали, если бы кинематография имела актеров и сценарии — все равно в постройке специального города нет нужды, так как солнце перестало быть двигательной силой в кинематографии.

Единственным доводом в пользу киногорода могло бы быть такое возражение: американцы и англичане делают плохие антихудожественные фильмы и отвергают солнце по причине коммерческой жадности. Мы же хотим создавать очень высокие художественные произведения на основе подлинных пейзажей, и для этого нам нужно солнце.

Пусть так. Американцы, действительно, выпускают отвратительные картины. На 10 хороших картин в год в Холливуде приходится 700 совершенно убогих картин. Но надо совершенно откровенно сказать, что эти убогие картины в техническом отношении сняты вполне удовлетворительно, чего нельзя сказать о наших даже самых лучших, действительно художественных картинах. Что же касается подлинных пейзажей, то Эйзенштейн все равно поедет снимать одесскую лестницу для «Потемкина» в Одессу, а Довженко поедет снимать тайгу для «Аэрограда» в Сибирь, а никак не в Сухум или Крым. И они будут абсолютно правы. И конечно, для некоторых больших художников необходимость в экспедициях никогда не потеряет своей актуальности. “ак что и с этой точки зрения, как нам кажется, в специальном киногороде нет никакой необходимости. А дальнейшее гигантское расширение советской кинематографии, в котором страна так нуждается, может с большим успехом протекать там, где заложен

{273}

фундамент кинематографии, где уже произведены крупные затраты, на основе создания действительно хорошей советской пленки, на основе освоения существующей кинопромышленности.

2

Нас поразил высокий уровень американской жизни. Однажды мы ехали по пустыне, в штате Аризона, направляясь из Гранд-Кеньон в Зайан-Кеньон. Это была пустыня в полном смысле слова. Не было ни людей, ни растений. Мы проехали две сотни миль, не встретив ни одной живой души, если не считать нескольких шоссейных рабочих, исправлявших дорогу. Потом мы проехали превосходный мост через речку Литтль Колорадо и увидели бензиновую станцию и небольшой дом. Кроме этих двух сооружений, вокруг ничего не было. До следующего населенного пункта было тоже не менее двух сотен миль. И вот в домике, где проезжим сдавались комнаты, мы нашли: электричество, горячую и холодную воду, превосходные постели, идеальной белизны простыни и полотенца, ванну, радио, водяное отопление и нормальный американский обед (не слишком вкусный, но разнообразный и питательный). Здесь, в пустыне, было решительно все, что можно найти в Нью-Йорке, Вашингтоне или Сан-Франциско. Даже мебель была такая же, как в Нью-Йорке или Вашингтоне, — стандартные переносные лампы с твердыми бумажными абажурами, качающиеся кресла, стулья, камин. И плату с нас взяли умеренную — такую же, как в Вашингтоне или Нью-Йорке, хотя, пользуясь безвыходным положением путешественников, могли бы содрать сколько угодно.

Мы привели этот пример не в качестве исключения, а в качестве правила. 16 000 километров пути дают нам право утверждать, что в любом пункте Соединенных Штатов человек может найти абсолютно все удобства. В некоторых местах эти удобства будут более совершенны (электрическая плита, комнатный рефрижератор), в некоторых — менее

{274}

совершенны (газ, нефтяная печка), но они будут всюду. Они несомненно носят массовый характер.

Мы сознательно подчеркиваем всю грандиозность американского Standart of life (уровня жизни), чтобы не отвлекаться от главной темы доклада — какие еще способы (помимо уже применяющихся) были бы хороши для скорейшей организации такого (а впоследствии и более высокого) уровня у нас.

Круг вопросов очень велик — чистота, общественное питание, организация государственных парков, обслуживание дорог, состояние различных мест общего пользования, стирка белья, чистка одежды и т. д. и т. п. В случае надобности мы готовы все это детализировать, хотя ведь всеми этими вопросами давно занимаются специалисты и все это превосходно знают без нас. Вообще все, что мы сейчас пишем, известно ездившим в Америку специалистам. Дело же в том, как используется их опыт и достаточен ли опыт отдельных товарищей, побывавших в Америке, для того, чтобы не на словах, а на деле добиться в нашей стране американской чистоты, американского обслуживания, американского уровня быта. Нам кажется, что недостаточен. Что бы ни говорили и ни писали об американском уровне ездившие в Америку товарищи — всего этого мало.

На обратном пути из Америки мы познакомились на пароходе с группой инженеров и рабочих из кузовного цеха автозавода им. Сталина. Они ездили совершенствоваться в своем деле. Мы подружились с ними. Позже мы снова встретились с ними уже на нашей пограничной станции Негорелое. “рудно передать волнение и радость этих людей, очутившихся, наконец, в родном доме. Они восторженно глядели на пограничников, с наслаждением пили в буфете русский чай из блюдечка, требовали черный хлеб. Они были до краев переполнены одним из самых замечательных человеческих чувств — чувством родины. Вечером мы опять увидели автозаводцев — в вагоне-ресторане курьерского поезда Негорелое — Москва. Они на что-то сердились.

—  Что с вами, товарищи? — спросили мы.

—  Грязь, — ответил один из них. — Вы только посмотрите, как грязно в вагоне-ресторане.

{275}

В течение нескольких минут они, как в микроскопе, успели рассмотреть пятнышки на скатерти, бывшую в употреблении салфетку, идиотский пыльный цветок на столе ”спели заметить, что у бессмысленно суетившейся и тараторившей официантки нет косынки и в разные стороны торчат нечесаные волосы, что на белом кителе официанта красуется несколько винных пятен, что сам официант работает дурно, но тем не менее позорно угодлив и почтителен, успели почувствовать тяжелый запах кухни.

Они не были безразличны, как может быть безразличен только враг. Они испытывали почти физическую боль. Они страдали так, как может страдать лишь человек, крепко любящий свою родину.

—  И это, вероятно, самый лучший вагон-ресторан на транспорте, — сказал другой товарищ, — так как он поставлен обслуживать заграничную линию

—  Ответьте нам на один вопрос, — спросили мы наших новых друзей, — только честно, положа руку на сердце. Если бы вы до поездки за границу работали, скажем, в Советском Контроле и вам поручили бы обследовать этот вагон-ресторан, что вы сказали бы о такой вот скатерти?

—  Если говорить честно, мы нашли бы ее вполне удовлетворительной.

—  А теперь?

—  Теперь мы считаем, что это грязная половая тряпка. Затем они с жаром принялись толковать о том, какие

порядки заведут в своем кузовном цехе и какая идеальная будет там чистота. ”ж они-то теперь знают, что такое чистота, знают, как надо поставить работу.

Этот разговор, который мы передаем со стенографической точностью, окончательно подкрепил те мысли, которые запали нам на ум еще в Америке и волновали нас всю дорогу.

Американский уровень надо воочию увидеть, увидеть не только людям техники, инженерам, которых периодически посылают в Америку и которые в основном занимаются только вопросами техники, но и специально с этой Целью посланным в Америку в качестве туристов рядовым

{277}

инженерам партии — секретарям районных партийных комитетов.

В прошлом году летом мы объездили несколько районов ”краины, и всюду, решительно всюду, во всех областях жизни, в каждой мелочи мы видели руку и вкус секретаря райкома. С какой быстротой пойдет повышение бытового уровня страны, если секретари райкомов своими глазами увидят и поймут, что это такое — массовое обслуживание потребителя, как выглядит газолиновая станция, кафетерия, гостиница, стандартная мебель, чистая скатерть, уборная, душ, бетонная дорога, рейсовый автобус дальнего следования, десятицентовый магазин, идеально простая и деловитая обстановка контор, режим времени, грошовые примитивные, но необыкновенные комфортабельные домики для туристов, справочное бюро и еще сотни необыкновенно важных вещей.

Мы уже не говорим о колоссальном культурном, образовательном и политико-воспитательном значении таких экскурсий, если только они хорошо подготовлены и организованы, если составлены правильные маршруты и умно подобраны объекты для изучения.

Как мы убедились, такая поездка не демобилизует людей, не развивает в них дух уныния (дескать, вот чего добились капиталисты, а мы далеко отстали). Напротив, у людей руки чешутся — работать, скорей работать! Работать лучше, умнее, продуктивнее, достигнуть американского уровня, а потом перегнать его.

Мы понимаем, что в основе поднятия уровня жизни лежит общее увеличение производства предметов широкого потребления и улучшения качества этих предметов; но вопрос вкуса, развитие вкуса у людей, которые непосредственно на местах изо дня в день строят новую жизнь, играет, как нам кажется, также большую роль. Поэтому хорошо организованные поездки в Америку партийных работников могут принести стране большую пользу.

Илья Ильф Евгений Петров

{278}

Б.З. Шумяцкий И. В. Сталину 27 февраля 1936 г.

Секретно

Секретарю ЦК ВКП(б) тов. Сталину

Уважаемый Иосиф Виссарионович!

Меня крайне удивило содержание письма к Вам писателей Ильфа и Петрова в части, касающейся их наблюдений над американским кино.

В своем письме к Вам т. т. Ильф и Петров пишут, что, побывав в США, они осмотрели несколько студий и беседовали с большим количеством очень опытных американских киноспециалистов, которые будто бы сообщили им, что они считают невыгодным и ненужным пользоваться натурой и солнечным освещением при съемках фильма и что будто бы все это заменяется сейчас декорациями и искусственным светом.

Я не знаю, с кем именно они беседовали, но уверен, что ни один, знающий кинематографию Голливуда человек не мог говорить им того, о чем они пишут.

Я допускаю только одну возможность: в Голливуде сейчас действительно существуют панические настроения, вызванные огромным увеличением налогов на кинематографию в Калифорнии. В Голливуде, в связи с этим, говорят о необходимости перебираться в другие солнцестойкие штаты, о постройке нового Голливуда и так далее. Очень многие фирмы сейчас терпят крах, перестраиваются, распадаются и так далее. Возможно, что эти конъюнктурные настроения, вызванные депрессией особого рода, и были приняты Ильфом и Петровым за действительное положение вещей.

Надо совершенно не знать не только кино и его технику, но даже просто элементарную физику, чтобы прийти к утверждению о целесообразности замены солнца в кино искусственным светом

Живую природу, живые пейзажи в кинокартинах нельзя совершенно заменить декорациями, прежде всего по художественным

{282}

соображениям, по характеру кино как реалистического искусства (поэтому-то в кино, всегда, во всех странах, как правило, около 40-50 % всех сцен снимаются на натуре, при солнечном свете).

Нельзя сделать этого и по экономическим соображениям. Наши фабрики уже сегодня, при небольших производственных планах, ощущают недостаток электроэнергии, и съемочные группы из-за этого простаивают посреди рабочего дня.

Не надо быть большим специалистом, чтобы понять, что при отказе от натурных съемок по рецепту т. т. Ильфа и Петрова потребуется такое количество электроэнергии, для которого при каждой нашей студии необходимо построить сверхмощную электростанцию

Товарищи предлагают ежегодную, непроизводительную затрату больших, миллионов рублей только на одну электроэнергию, не говоря уже о недопустимом обеднении художественных качеств всякой картины от порочной в своей основе попытки заменить богатство натуры (природы, ландшафта, улиц, площадей, городов, деревень и так далее) бутафорно-декоративной подделкой их.

Наконец, замена натуры декорациями невозможна и потому, что в ателье наших киностудий пришлось бы строить целые города, улицы, площади, горы для каждых нескольких кадров, в то время как сейчас мы снимаем их на натуре.

Площади самих ателье нужно было бы увеличить в сотни раз, что было бы явно дороже постройки любого киногорода.

Другое, не менее легкомысленное утверждение т.т. Ильфа и Петрова о том, будто Голливуд не нужен даже самой американской кинематографии, будто туманный и бессолнечный Лондон бьет уже Голливуд, — легко опровергается тем, что карликовая кинематография Англии (20 художественных кинокартин в год вместо 700 Голливуда) из-за отсутствия солнца страдает общим и для нас с нею пороком длительных сроков постановки фильмов, огромной их себестоимости

{283}

и необходимостью ездить за натурой в колонии и на юг Франции.

Для примера привожу лично мною обследованные постановки только что вышедшего в Лондоне фильма реж. Александра Корда по сценарию Г. Уэллса «Грядущие события», который ставился англичанами 10 месяцев, и камерного фильма Рене Клера, который ставился 9 1/2 месяцев, то есть так же недопустимо долго, как и у нас. И если английская кинематография не имеет возможности построить свой Голливуд, то творчески это совпадает и с камерностью большинства фильмов, и с импрессионизмом, со съемками в мрачных и туманных тонах.

Поверхностный подход т.т. Ильфа и Петрова к этому сложному делу сказался еще и в том, что они не потрудились узнать о поразительном примере итальянского кино, огромные киностудии которого расположены в более солнечных, чем Москва и Ленинград, районах (Рим и его окрестности). Итальянцы, невзирая на войну и кризис, ввиду необходимости для производства съемок фильмов гораздо большей солнцестойкости, чем имеется в районе Рима, форсированно строят сейчас специальный киногород на юге страны, в местности с большим количеством солнцестойких дней и с более богатой флорой.

Критика отдельных существенных недочетов нашего кинопроизводства дана т.т. Ильфом и Петровым в общем правильно, но основные установки их письма явно ошибочны и проистекают из того, что они с вопросами кино не только не знакомились, но осведомлялись о них, очевидно, из ненадежных источников.

Единственное объяснение, которое я могу дать ошибке писателей, — это то, что кто-то, очевидно сознательно, направил их мысли в ошибочную сторону, тем более что после их пребывания в Голливуде в конце декабря я имел из САСШ сообщение от директора Амкино т. Берлинского, в которой указывалось, что названные писатели попали туда в крайне неудачное время и им не удалось в Голливуде побывать ни в одной современной киностудии, ни побеседовать с кем-нибудь из авторитетных киноспециалистов. Их

{284}

сопровождал там работник Амкино, все их встречи и беседы тов. Берлинскому были известны.

Все другие возражения т.т. Ильфа и Петрова против киногорода считаю абсолютно бездоказательными, так как возражение, что мы не найдем для киногорода актеров, режиссеров, художников и др., опровергается уже тем, что при такой комплексной организации производства, как киногород только существующие сейчас художественные кадры дадут минимум в два раза больше фильмов. Конечно, трудности будут, но не они решают.

Так как письмо названных писателей разослано всем членам ПБ и руководящим работникам советских органов — прошу Вас не отказать ознакомить их и с этим моим кратким ответом с тем, что на днях представлю Вам документальное опровержение непроверенных заявлений по кино т.т. Ильфа и Петрова.

Б. Шумяцкий

Б.З. Шумяцкий о беседе с И.В. Сталиным

Моя краткая запись беседы с Иос(ифом) Вис(сарионовичем) на просмотре 9 марта 1936 года.

Присутствовали: Иос(иф) Вис(сарионович), Жданов, Серго, Микоян, Вася.

Просили показать «Чапаева». Перед началом Иос(иф) Вис(сарионович) спросил о том, что это Ильф и Петров вздумали пропагандировать замену солнца и натуры декорациями и искусств(енным) светом?

Б. Шум(яцкий). Рассказал, что это брехня, что ни натуру, ни солнца не заменить ни фактически, ни экономически, что Ильф (и) Петр(ов) никого в Голливуде не видели, кроме трех известных нам людей, которые им ничего подобного их письму не говорили, что оба писателя, не зная английского языка, ходили с нашим переводчиком, который отрицает, чтобы кто бы то ни было им о ненужности киногорода говорил

{287}

Иос(иф) Виссарионович). Значит, просто болтали. Да это и ясно из их письма. Разве можно лишить фильм натуры. Какие же павильоны надо тогда строить, размером в километры и все же естественной натуры и солнца, леса, моря, гор и рек не создашь. “ак у нас часто бывает. ”видят что-то из окна вагона и выдают за достоверность. Ну, а где вы выбрали место для киногорода?

Б. Ш(умяцкий). Сообщает, указывая, что Комиссия вернулась и к 1 апреля даст окончательные выводы.

Иос(иф) Виссарионович). А все же куда больше склоняется?

Б.Шум(яцкий). Больше к Крыму.

И(осиф) Виссарионович). Конечно, Закавказье не подходит.

Анас(тас) Ив(анович). Да, там много осадков.

И(осиф) Висс(ариоиович). Вот надо еще обследовать район Краснодара, Азова и Таганрога. Хорошо, если бы они подошли. Их надо культурно обживать. Попробуйте проверить. Только не тяните с выбором места, планированием и стройкой. Мне сообщили, что Муссолини строит у себя киногород в два года — смотрите, обскакает. Есть ли у вас люди для этого?

Серго. Он просит у меня Маерса. Если тот согласен, я его отдам Шумяцкому.

Б. Шум(яцкий). Подробно информирует про Итальянский киногород и обещает ускорить все работы, указывая, что на днях ГУКФ создаст ячейку строительства.

Серго. Действуйте. А то снова какие-нибудь знатные путешественники начнут опорочивать это дело, благо склочничать всегда легче.

Иос(иф) Висс(арионович). При этом указал, что киногороду соседство с большим городом не нужно и вредно.

Начался просмотр фильма «Чапаев». Смотрели хорошо, с напряженным вниманием.

Иос(иф) Вис(сарионович). После просмотра сказал, сколько раз (38) смотрю, и все с новым интересом. Замечательный фильм.

Серго. Да, такого другого равного по силе — еще не было.

{288}

И(осиф) Виссарионович). Да, пожалуй. Это, конечно, лучший фильм.

Разговор перешел о ближайших постановках.

И(осиф) Виссарионович). Указал, правильно сделал, что немного осадил тех, кто кичился не работой, а прошлыми фильмами. В результате дали место для выдвижения десятка крупнейших мастеров. ” нас находятся люди, которые за недооценку Эйзенштейна, Пудовкина и Довженко — Шумяцкого ругают. Но зря. Шумяцкий поступил правильно. Ни для кого не закрыты пути соревнования, но круг признанных, маститых прорвал и расширил.

Серго. Снова напомнил, что Шумяцкому мешают работать и пытаются кино растащить.

И(осиф) Виссарионович). Мало, что пытаются.

Архив Политбюро [АП], ф. 3, оп. 34, ед. хр. 206, л. 54-63

Цит. по: Искусство кино, 1992, № 11, с. 87-89

 


[опубликовано в Петров, Евгений, Мой друг Ильф. Москва, Текст, 2001, сс. 308-318]

«КНИГА ПАСКВИЛЯНТСКАЯ И КЛЕВЕТНИЧЕСКАЯ...»

Записка А.А. Фадеева И.В. Сталину и Г. М. Маленкову 17 ноября 1948 г.

Постановление Секретариата Союза Советских Писателей СССР от 15 ноября 1948 г.

Записка Отдела пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) секретарю ЦК ВКП(б) Г. М. Маленкову от 14 декабря 1948 г.

Проект постановления Секретариата ЦК ВКП(б)

 

«КНИГА ПАСКВИЛЯНТСКАЯ И КЛЕВЕТНИЧЕСКАЯ...»

Записка А.А. Фадеева И.В. Сталину и Г. М. Маленкову 17 ноября 1948 г.

Секретно

В СЕКРЕТАРИАТ ЦК ВКП(б)

товарищу И.В. СТАЛИНУ

товарищу Г. М. МАЛЕНКОВУ

Направляю Вам постановление Секретариата Союза Советских Писателей по поводу переиздания книги И. Ильфа и Е. Петрова «Двенадцать стульев» и «Золотой теленок» по серии «Избранных произведений советской литературы».

Генеральный Секретарь  Союза  Советских  Писателей СССР

А. Фадеев РЦХИДНИ, ф. 17, оп. 118, д. 261, л. 137. Подлинник

Постановление Секретариата Союза Советских Писателей СССР от 15 ноября 1948 г.

Секретариат Союза Советских Писателей считает грубой политической ошибкой издательства «Советский писатель» выпуск в свет книги Ильфа и Петрова «Двенадцать стульев» и «Золотой теленок». Ошибка эта имеет тем большее значение, что книга вышла массовым тиражом (75 тыс. экз.) по серии «Избранных произведений советской литературы». Секретариат считает недопустимым, что редактор отдела советской литературы издательства тов. Тарасенков даже

{308}

не прочел этой книги, целиком доверившись редактору книги т. Ковальчик.

Секретариат ССП проявил недопустимую беспечность и безответственность в вопросе об издании книги Ильфа и Петрова: после того, как Секретариат в решении от 2 декабря 1946 года (прот. № 26) обратил внимание издательства на необходимость тщательного пересмотра переиздаваемых по избранной серии книг, в том числе, и книги Ильфа и Петрова, в свете новых требований, — никто из членов Секретариата не прочел книги Ильфа и Петрова. Секретариат целиком доверился редактору книги тов. Ковальчик и в своем постановлении от 21 ноября 1947 г. (прот. № 47) разрешил ее к выпуску в свет.

Ни в процессе прохождения книги, ни после ее выхода в свет никто из членов Секретариата ССП и из ответственных редакторов издательства «Советский писатель» не прочел этой книги до тех пор, пока работники Агитпропотдела ЦК ВКП(б) не указали на ошибочность издания этой книги.

Таким образом, вредная книга могла выйти в свет по серии «Избранных произведений советской литературы», просмотренная только одним человеком, ее редактором по его единоличному мнению и заключению.

Секретариат считает недопустимым издание этой книги, потому что она является клеветой на советское общество. Романы Ильфа и Петрова «Двенадцать стульев» и «Золотой теленок» были написаны в период НЭП'а. Если в то время еще и могла иметь некоторое положительное значение содержащаяся в книге критика нэпманских элементов, то и тогда книга в целом давала извращенную картину советского общества в период НЭП'а.

Нельзя забывать, что Евгений Петров и, в особенности, Илья Ильф, как многие другие представители советской писательской интеллигенции, не сразу пришли к пониманию пути развития советского общества и задач советского писателя. Романы Ильфа и Петрова «Двенадцать стульев» и «Золотой теленок» свидетельствуют о том, что авторы преувеличили место и значение нэпманских элементов и

{309}

что авторам в тот период их литературной деятельности присущи были буржуазно-интеллигентский скептицизм и нигилизм по отношению ко многим сторонам и явлениям советской жизни, дорогим и священным для советского человека

По романам Ильфа и Петрова получается, что советский аппарат сверху донизу заражен бывшими людьми, нэпманами, проходимцами и жуликами, а честные работники выглядят простачками, идущими в поводу за проходимцами Рядовые советские люди, честные труженики подвергаются в романах осмеянию с позиций буржуазно-интеллигентского высокомерия и «наплевизма».

Авторы позволяют себе вкладывать в уста всяких проходимцев и обывателей пошлые замечания в духе издевки и зубоскальства по отношению к историческому материализму, к учителям марксизма, известным советским деятелям, советским учреждениям

Все это вместе взятое не позволяет назвать эту книгу Ильфа и Петрова иначе как книгой пасквилянтской и клеветнической Переиздание этой книги в настоящее время может вызвать только возмущение со стороны советских читателей

Сознавая свою ответственность перед читателем, а также в целях предотвращения возможности издания подобных книг в будущем, Союз Советских Писателей СССР постановляет

1   Ввести, как правило, следующий порядок прочтения книг по серии «Избранных произведений советской литературы»   каждая книга должна быть прочитываема, кроме редактора книги, редактором соответствующего отдела и главным редактором издательства, и их заключение по книге должно рассматриваться Секретариатом ССП. И только после прочтения книги всеми членами Секретариата и положительного заключения книга может быть издана

2   Установить в отношении любой книги, выходящей в издательстве «Советский писатель», что после прочтения ее редактором соответствующего отдела и главным редактором

{310}

издательства она должна быть просмотрена, по крайней мере, двумя членами Секретариата и может выйти в свет только после их положительного заключения.

3.  Объявить выговор редактору книги Ильфа и Петрова «Двенадцать стульев» и «Золотой теленок» тов. Е.И. Ковальчик.

4.  Объявить выговор редактору отдела советской литературы издательства А.К. Тарасенкову, допустившему выход в свет книги Ильфа и Петрова без ее предварительного прочтения.

5. Поручить В.В. Ермилову написать в «Литературной газете» статью, вскрывающую клеветнический характер книги Ильфа и Петрова.

Там же, л. 139-140 Подлинник

Записка Отдела пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) секретарю ЦК ВКП(б) Г. М. Маленкову от 14 декабря 1948 г.

Издательство «Советский писатель» выпустило книгу И. Ильфа и Е. Петрова, в которую вошли романы «Двенадцать стульев», «Золотой теленок» (редактор Е. Ковальчик). Книга вышла в составе «Библиотеки избранных произведений советской литературы», посвященной 30-летию советской власти. Тираж книги 75 тыс. экземпляров.

Задачей юбилейной серии является популяризация лучших произведений советской литературы, особенно тех из них, в которых с наибольшей полнотой и яркостью отображена жизнь советского общества на различных этапах его развития.

Что же собою представляют романы «Двенадцать стульев» и «Золотой теленок»? Роман «Двенадцать стульев» был напечатан в 1927 г., «Золотой теленок» — в 1931 г. В них описываются «похождения» «бывших людей», различных проходимцев, пытавшихся активизироваться в условиях новой экономической политики. В книге содержатся серьезные

{312}

идейные недостатки и ошибки. Внимание авторов привлекают исключительно отрицательные, теневые стороны советской действительности того времени. Аферист Остап Бендер является главным действующим лицом обоих романов и изображен наиболее яркими красками. Он по-своему смел, изворотлив, остроумен, находчив; в то же время все люди, встречающиеся на его пути, руководители и служащие советских учреждений, жители города и деревни показаны, как примитивные и смешные обыватели. Проходимцу Бендеру легко и безнаказанно удается обманывать и одурачивать всех окружающих. Несмотря на все свои преступления и аферы, он так и остается до конца романов неразоблаченным.

В романе приводятся ругательства врагов советского строя по адресу великих учителей рабочего класса. Так, например, в романе «Золотой теленок» содержатся такие строки: «...Побирухина вычистили из учреждения по второй категории, и он от волнения потерял аппетит и отказался от обедов. Теперь он ходил по городу, останавливал знакомых и произносил одну и ту же полную скрытого сарказма фразу: «Слышали новость? Меня вычистили по второй категории». И некоторые знакомые сочувственно отвечали: «Вот наделали делов эти бандиты Маркс и Энгельс» (стр. 435).

В романе «Двенадцать стульев» приведены пошлые, антисоветского характера остроты О. Бендера. Беседуя с дворником дома социального обеспечения о старухах, находящихся на пансионе в этом доме, он называет их «невестами», которые «еще до исторического материализма родились...» (стр. 35).

Пошлыми остротами и анекдотами пестрит вся книга Ильфа и Петрова. Зубоскаля по поводу статистики, авторы «рядового гражданина СССР» называют «розовощеким индивидуумом, обжорой, пьяницей и сластуном» (стр. 128).

Общественная жизнь страны в романах описывается в нарочито комическом тоне, окарикатуривается. Так, например, в романе «Двенадцать стульев» проведение праздника 1 мая в одном из советских городов, организация массовых

{313}

субботников и пуск трамвая представлены авторами как нелепая затея головотяпов (стр 100—113).

В облике советской Москвы авторы не заметили ничего нового в сравнении с прошлым, в ней улицы заполняют лотошники, беспризорные, развратная молодежь. Авторы романов пишут: «...На глазах у всех погибала весна. Пыль гнала ее с площадей, жаркий ветерок оттеснял ее в переулок... А ей так хотелось к памятнику Пушкина, где уже шел вечерний кобеляж, где уже котовали молодые люди в пестреньких кепках, брюках-дудочках, галстуках «собачья радость» и ботиночках «джимми» (стр. 243).

В издевательском тоне описывается в романе «Двенадцать стульев» советская пресса (стр. 198-206, 234-240). Многочисленные журналы и газеты, издающиеся в Москве, выглядят как никчемная затея, выдумка недалеких людей. В редакциях сидят головотяпы, придурковатые работники. Одни названия газет и журналов говорят сами за себя. Газета охотников называется «Герасим и Муму», у фармацевтов свой орган — «Гигроскопический вестник», у телеграфистов журнал «Будни морзистов», у кооператоров газета «Кооперативная флейта», у лесоводов «Лес, как он есть», у работников хлебопекарной промышленности «Работник булки».

В декабре 1947 года издательство «Советский писатель» обращалось в Отдел пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) с просьбой разрешить включить в юбилейную серию «Библиотека избранных произведений советской литературы» книгу сатирических романов И. Ильфа и Е. Петрова. Издательству было тогда рекомендовано не переиздавать романы «Двенадцать стульев» и «Золотой теленок».

Издательство не посчиталось с этим указанием и выпустило романы Книга вышла без предисловия, без каких бы то ни было критических замечаний по поводу содержания романов. Более того, в биографической справке, напечатанной в конце книги, романы «Двенадцать стульев» и «Золотой теленок» без всяких оговорок объявляются любимыми произведениями советских читателей.

{314}

Проверкой установлено, что решение о выпуске этой книги принималось издательством и Секретариатом Союза писателей СССР без прочтения книги их руководящими работниками. Грубая ошибка, допущенная при выпуске книги Ильфа и Петрова в составе юбилейной серии, не являемся единичной в практике издательства «Советский писатель» В начале текущего года в издательстве была отпечатана книга избранных стихов Б. Пастернака, тираж которой по постановлению Секретариата Союза писателей СССР был задержан, и книга не увидела света. Ошибочным было включение в юбилейную серию романа Ю. Тынянова «Смерть Вазир-Мухтара», в котором содержатся выпады против декабристов и извращенно представлен образ Грибоедова.

Все эти факты свидетельствуют о безответственном отношении работников издательства «Советский писатель» к делу выпуска в свет произведений художественной литературы.

Серьезную ошибку допустил цензор Главлита, подписавший книгу к выходу в свет.

Секретариат Союза писателей СССР 15 ноября обсудил вопрос об издании романов Ильфа и Петрова и признал выпуск книги грубой ошибкой издательства «Советский писатель». В связи с этим Секретариатом Союза писателей объявлен выговор редактору книги Е. Ковальчик и редактору отдела советской литературы издательства (ныне главному редактору) А. Тарасенкову.

Директор издательства «Советский писатель» т. Ярцев, главный редактор т. Тарасенков, а также редактор книги т. Ковальчик вызывались в Отдел пропаганды для беседы. Они признали, что переиздание романов Ильфа и Петрова является грубой политической ошибкой издательства.

Отдел пропаганды считает меры, принятые Союзом писателей в связи с выходом книги Ильфа и Петрова, недостаточными. В постановлении Союза писателей ничего не говорится об ответственности за эту ошибку директора издательства т. Ярцева.

{315}

В мае 1948 года на совещании работников центральных издательств, созванном Отделом пропаганды ЦК ВКП(б), отмечались серьезные идеологические ошибки в работе издательства «Советский писатель». Издательством были выпущены такие идейно-порочные книги, как работы В. Кирпотина «Ф.М. Достоевский», А. Долинина «В творческой лаборатории Достоевского», роман Е. Шереметьевой «Вступление в жизнь» и др. Из общего количества 195 книг, выпущенных издательством в 1947 г., 40 книг, т. е. почти пятая часть продукции издательства, получили отрицательные отзывы в печати. На совещании отмечалось отсутствие в работе аппарата издательства элементарного порядка, бесконтрольность в работе редакторов и др.

Отделом пропаганды было также указано издательству на грубую ошибку, выразившуюся в издании в юбилейной серии романа Ю. Тынянова «Смерть Вазир-Мухтара».

В связи с тем, что директор издательства «Советский писатель» т. Ярцев, несмотря на неоднократные предупреждения, не обеспечил улучшение работы издательства, Отдел пропаганды вносит предложение освободить его от работы и поручить Союзу писателей внести в ЦК ВКП(б) на утверждение кандидатуру нового директора издательства.

Одновременно следует указать Секретариату Союза писателей (т. Фадееву) на грубую ошибку, допущенную Секретариатом, принявшим постановление о включении романов Ильфа и Петрова в юбилейную серию.

Проект постановления ЦК ВКП(б) прилагается.

Д. Шепилов

Ф. Головенченко

Н. Маслин

Там же, л. 131-134 Подлинник

{317}

Проект постановления Секретариата ЦК ВКП(б)

«О грубой ошибке издательства «Советский писатель» от 14 декабря 1948 г.

Издательство «Советский писатель» допустило грубую ошибку, выпустив романы И. Ильфа и Е. Петрова «Двенадцать стульев» и «Золотой теленок» под редакцией Е. Ковальчик в составе юбилейной серии избранных произведений советской литературы, издаваемой в связи с 30-летием советской власти.

Романы Ильфа и Петрова содержат крупные идейные ошибки. Описываемая жизнь советского общества в годы новой экономической политики, авторы не увидели в ней ничего положительного, представили ее в самых мрачных красках. Советские люди выведены в романах ограниченными, смешными и тупыми обывателями, среди которых безнаказанно орудуют аферисты и проходимцы.

Секретариат Союза советских писателей СССР проявил безответственность, приняв решение об издании книги Ильфа и Петрова в юбилейной серии.

ЦК ВКП(б) отмечает, что дело издания произведений советской литературы в издательстве «Советский писатель» поставлено неудовлетворительно. В 1947 г. издательством выпущены такие идейно-порочные книги, как работы В. Кирпотина «Ф. М. Достоевский», А. Долинина «В творческой лаборатории Достоевского», роман Е. Шереметьевой «Вступление в жизнь» и др. В текущем году в юбилейную серию был включен сборник стихов Б. Пастернака, выход в свет тиража которого был задержан. Ошибкой издательства является выпуск в юбилейной серии романа Ю. Тынянова «Смерть Вазир-Мухтара», содержащего выпады против декабристов и извращающего образ Грибоедова.

Все эти факты свидетельствуют о негодной практике издательства «Советский писатель» в деле издания произведений советской литературы. Несмотря на неоднократные предупреждения, директор издательства т. Ярцев не обеспечил улучшение работы издательства.  

{318}

ЦК ВКП(б) постановляет:

1.  Освободить т. Ярцева Г.А. от обязанностей директора издательства «Советский писатель» как не справившегося с работой.

Поручить Секретариату Союза советских писателей СССР в недельный срок подобрать кандидатуру на должность директора издательства «Советский писатель» и представить на утверждение в ЦК ВКП(б).

2.   Указать Секретариату Союза советских писателей СССР (т. Фадееву) на неудовлетворительный контроль с его стороны за издательской деятельностью Союза советских писателей.

Там же, л. 129-130.

Подлинник

Публ. по: Источник, 1997, № 5, с 90-94

 


Из записной книжки Евгения Петрова

[опубликовано в Петров, Евгений, Мой друг Ильф. Москва, Текст, 2001, сс.  227-239]

 

 

Осталось не так уж много написанного Петровым без Ильфа Но о том, что и у него были записные книжки, до недавнего времени не знал никто.

После смерти вдовы писателя остатки семейного архива попали в Одесский литературный музей. Среди вороха самых разных бумаг попались пять листков бумаги, напечатанных на той самой пишущей машинке Ильфа и Петрова, с правками Петрова.

Записные книжки— слишком громкое название для пяти листков Но поражает совпадение с записями Ильфа: и не очень понятные записки «для себя», и развернутые истории, и заготовки для будущих фельетонов.

Записи сделаны уже после смерти Ильфа. Петя, который любит бормашину, — сын Евгения Петрова, рыжий Миша— Михаил Файнзильберг, старший брат Ильфа.

Перед нами еще один лик Евгения Петрова— искренне верящего, честно заблуждающегося, замечающего все забавное, лихого бильярдиста и неравнодушного человека.

Алена ЯВОРСКАЯ Одесский литературный музей

 

Хоровая капелла «Государственная думка».

Ловля сколопендры. Страшные истории про ядовитых насекомых. «Чпок, чпок, чпок по лысине. А в Джульфе они падают с потолка на спящих, изволите ли видеть, на манер клопов».

Она ехала в автобусе, толстая молоденькая баба, веснушчатая, в желтом шарфе, ехала в Ялту промышлять. Ее сосед взволновался и все время объяснял ей — «Это Кошка, а скоро будет Ласточкино гнездо». Она верещала, как поросенок, и все время повторяла: «Бозе, это так крусиво, бозе!» Она, вероятно, полька.

Старик официант из ресторана «Ореанда». Помнит Шаляпина, Горького, Чехова, Савину, Вяльцеву. «До 1905 года здесь был хороший климат, — сказал старик, — тогда на Крещение ходили под зонтиками, так было жарко. А после пятого года климат испортился». О великих людях он судил с точки зрения чаевых, которые ему оставляли. «Шаляпин был грубый человек. Мужик. Да и Вяльцева тоже. Из горничных. А здесь, где сейчас гостиница, рос табак». У старика плавная официантская походка. Говорят, официантам не рекомендуется присаживаться во время работы. Кажется, если прекратить хоть на минуту это беспрерывное хождение старика с подносами из кухни в зал и обратно, — он сейчас же умрет.

И второй старик — анархиствующий мистик. Длинные седые волосы. Широкополая шляпа. Склоняет всех к магометанству. «Там выдают отпущение грехов». Говорит, что дважды видел русалку. «Вот так, как вас сейчас».

{227}

Два старика.

«Мы отдохнем, тетя Маня, мы отдохнем. Мы еще увидим наши бриллианты.»

Во все игры играли на деньги. Постепенно азарт охватил всю дачу. Сперва на деньги играли в карты, потом в шахматы, потом в теннис и крокет и, наконец, в прятки и фанты.

Страховое общество «Сколопендра».

Баллада о трех идиотах, которые все лето играли в преферанс. Три идиота в белых штанах Один — театральный администратор, другой — экономист-плановик и третий инструктор по физкультуре.

Иногда Ильф снимал пенсне и протирал глаза костяшками пальцев. Потом снова надевал пенсне и смотрел как встрепанный.

Боря рассматривал жизнь как длинную цепь неприятностей. Вечно его кто-нибудь подсиживал. «Я снова вступил в полосу невезения». При этом в его голосе слышалось торжество.

Концерт вундеркиндов. Они выходили на эстраду бледные, меланхоличные. Очень гордые. Мальчик был в бархатных фиолетовых штанишках. Одно ухо у него было красное. Казалось, что он даже немного покачивается под тяжестью скрипки. Он играл пьесу с ужасным названием: «Дьявольские трели».

Петя очень любит ходить к зубному врачу. Ему особенно нравится, когда сверлят зуб бормашиной.

Когда-то почти во всех магазинах торговались. Мы уже стали забывать об этом

{228}

Петров 1932 г Фото Е. Лангмана (Союзфото)

Надпись под деревом в Никитском саду: «Лжекаштан конский». Мне нравится эта откровенность науки. В жизни так не бывает. На дверях кабинетов не висят таблички: «Назаров — лжепредседатель по делам искусств» или «Ставский — лжеответственный секретарь Союза писателей».

Ремарка в оперетте: «Входят четыре ливрейных клеврета».

Только выехали в экскурсию, опустился туман. Отдыхающие с горя перепили и всю дорогу кричали на разные голоса: «Дыша духами и туманами».

Тесть-инженер не верил в зятя-писателя. Он считал, что у него шальные деньги. «Все это плохо кончится», — говорил он.

Во время работы Ильф вдруг вскакивал и с криком: «Аэроплан! Аэроплан!» подбегал к окну посмотреть. Он провожал его глазами, потом начинал смотреть на улицу.

— Вон прошел Шкловский. Вы знаете, что он сказал про Бройде, когда тот достал автомобиль? «Теперь Бройде пропал, правосудие настигнет его. Ему ездить в автомобиле, все равно, что зайцу бегать по полю с фонарем».

Однажды Ильф сказал:

—  Посмотрите, Женя, вон идут Александров и Дунаевский. Они не идут, а направляются. Вы заметили, что есть много людей, которые не ходят, а направляются.

Наконец, я говорил:

— Ну ладно, Иля, давайте работать.

—  Еще минуточку, — отвечал он. — Может быть, еще один аэроплан пролетит. Обратите внимание, эта дура начала петь свои упражнения с утра и все никак не может кончить. Я не могу плодотворно трудиться, если в доме напротив поет начинающее колоратурное сопрано. Женя, Женя, смотрите, мальчики играют в волейбол.

Мы легли на подоконник животами и стали глядеть вниз. Мальчики образовали кружок и кидали мяч друг другу. Перед соседним домом дожидались похоронные дроги.

{230}

Вынесли гроб, выкрашенный масляной краской, под дуб. Дроги тронулись в свой обычный страшный путь. Сзади шла поникшая женщина. Ее поддерживали под руки. Это были нищие похороны без участия общественности и без музыки. Дроги подъехали совсем близко к мальчикам, но мальчики продолжали играть. И только когда печальная черная лошадка коснулась мордой спины одного из пятнадцатилетних верзил, круг распался и мальчики отошли в сторону. Но и там они продолжали перебрасываться мячом. Ни один из них даже не посмотрел на похороны. В этот день мы не написали ни строчки.

Народная частушка:

Тятька вострый ножик точит. Мамка гирю подает, Сестра револьвер заряжает — На гулянку брат идет...

Погиб великий русский летчик Михаил Бабушкин. Информацию об этом печатали на последних страницах газет. Фотографию героя дали на полколонки. Это ужасное заблуждение. Даже в коммунистическом обществе, к которому мы стремимся, страдание и печаль будут идти рука об руку с веселием и радостью. Так же будут умирать любимые жены, дети и друзья, так же будут погибать герои, желая подчинить природу человеку. Это естественно и законно. Законна человеческая радость, но законно и человеческое горе. Его нужно уважать. Это первое и обязательное правило солидарности. Мы плохо воспитываем детей. Они даже не снимают шляп, когда видят похороны. Они равнодушны к чужим страданиям, болезням и смерти. Ведь и им придется когда-нибудь страдать, ведь и к ним придет злая смерть.

Ни в одном из современных энциклопедических словарей нет слов: честь, честность, любовь, верность, преданность. Когда происходила Октябрьская революция, эти идеалистические понятия были заменены ленинской формулой о том, что морально

{231}

то, что полезно пролетариату. Но революция победила. Следовательно, лозунг «Морально то, что полезно пролетариату» должен быть заменен лозунгом — «Морально то, что полезно народу», то есть человечеству, проживающему в границах СССР и угнетенному человечеству в остальном мире. А если полезно народу, то полезно государству, которое этот народ действительно представляет. Государству полезна честность, преданность, верность. Еще год тому назад оно было на краю гибели только потому, что в партии было предательство и двурушничество. Почему же в школах до сих пор нет популярных учебников этики, которые с детских лет воспитывали бы в людях понятия честности, верности и любви. Была плоха буржуазия, которая пользовалась ими, чтобы утвердить свою власть. Теперь же, очищенные от власти денег, эти понятия, и только они, смогут привести наш народ к коммунизму.

Обо всем можно условиться, все может стать условным Считается, например, что «Правда» — хорошая газета. Поэтому все газеты делаются похожими на «Правду». Но о них можно говорить, что они плохие газеты. Так и говорят. Но толку от этого нет, потому что твердо установлено, что «Правда» хорошая газета, и остальные газеты все равно будут ей подражать. В самом же деле «Правда» делается крайне слабо. Девяносто процентов ее сотрудников не имеют ни малейшего понятия о газетном деле. Рассказы, как нарочно, печатаются там самые скверные. Стихи еще хуже. Газета не имеет более или менее приличных корреспондентов за границей. Рецензии анекдотически плохи Хроника пишется отвратительным казенным языком. Самые интересные события в нашей стране подаются так, что о них не хочется читать.

Доктор Гофман, безногий нищий и кот.

Мы приехали в Мисхор. Там, на берегу, возле позеленевшей, как бы опрысканной купоросом, бронзовой русалки, молча стояли дети. Они ждали, когда мы подойдем.

{233}

— Дядя, рассказать легенду? — деловито спросил восьмилетний мальчик.

—  Не нужно.

—  Дядя, тогда дайте гривенник. Я дал ему рубль.

Рубль произвел сенсацию. Мальчик подбежал к остальным детям и, подпрыгивая на одной ноге, стал показывать им бумажку. Тогда к нам подошло совсем уже крошечное дитя лет пяти. Мальчик сопел. Он был смущен, но все-таки сказал:

— Дядя, дайте и мне рубль, я вам расскажу легенду. — Он посмотрел на остальных мальчиков и добавил: — Еще лучше расскажу, чем они.

Видно, этот маленький мальчик никогда не рассказывал легенду, а только слушал, как ее рассказывают другие, более взрослые дети.

— Ну, расскажи, — сказали мы.

Мальчик надулся, сделался красным и сказал:

— Прошло пятьсот лет тому назад. Здесь в родном Мисхоре жила красавица Арзы постройки 19055 года... Тогда на горизонте показался корабль пиратов. Тогда оттуда вышел Али-Баба — король пиратов. Али-Баба уехал, и у Арзы через год появился ребенок. Тогда она бросилась в воду и сделалась русалкой. Она очень скучала по своему родному Мисхору. Тогда на горизонте опять показался корабль пиратов. Али-Баба был недоволен, что среди присутствующих не было таких красавиц, как Арзы. Дядя, теперь дайте рубль.

Это был настоящий дебют.

Потом мы видели, как восьмилетний замахивался локтем на пятилетнего и говорил ему: «У-у ты, рило!»

Они играли в шахматы со стуком, как в домино.

—  Турецкое начало. Конотопский вариант.

Истории о лишенцах, которые рассказывают ночью, в полной темноте, в женском вагоне.

{234}

—  Есть один такой старичок. Разный старичок. Подходит вдруг к человеку в уборной на вокзале (в уборной все равны) и говорит: «Я знаю, у тебя нет паспорта На вот тебе паспорт. Бесплатно». А у других двести рублей берет за паспорт. Разный старичок.

Писатель из беспризорных. Сделал на этом карьеру В самом деле у него есть мама и папа — почтенные люди. В конце концов папа через суд требует содержания.

К глухим относятся гораздо хуже, чем к слепым или безногим. Их глухота часто служит предметом шуток.

Маяковский и темы для «Красного перца».

А одному редактору сотрудники льстили чрезвычайно тонко. Они утверждали, что он похож на Ленина.

—  Стойте, стойте, — кричали они, входя к нему в кабинет. — Не двигайтесь! Вот так хорошо. Боже ты мой, типичный Ильич!

После этого редактор никогда не отказывал в авансе.

Маленький мальчик (в поезде, про рака, которого купила мама). Он как схватит своими ногтями...

— У меня душа болит, как вспомню, что я давал ему пять очков в пирамидку.

Они бились на бильярде за свои десять рублей, как гладиаторы. За это время они могли написать стихов рублей на триста.

Бильярдные истории:

Старик, который не видел лузы («верите, кончика кия не вижу»), Адольф из Шанхая и купчик в Киеве

Детство. Цирк, чемпионаты борьбы, Мориц П-й, циклодром, Уточкин, выставка с павильоном-самоваром фирмы

{236}

«Караван», «Аида» за кулисами, первый трамвай, первый аэроплан.

Как Соловьев угадывал великих людей.

В Бахчисарае, в ханском дворце, пояснения давал странный человек:

—  Мария была убита со стороны Заремы.

—  Вот платье женское, которое мы купили, конечно, у одного гражданина XIII века.

— Ну, а эта комната не выдерживает, конечно, никакой критики.

В Ялтинской газете напечатана заметка об улове кефали, которого не запомнят старожилы. Многозначительные цифры центнеров. А в ресторане-поплавке была только сверхскучная где-то запланированная соленая осетрина, которую везли сюда за несколько тысяч километров. Возле самого поплавка рыбаки каждый вечер вытаскивали сеть с чудной морской рыбой.

Дегустация в Массандре. Старик заведующий с красным носиком и слегка дрожащими руками.

—  Итак, товарищи, как мы видели, качество вина слагается из следующих элементов: цвет — вкус — букет — запах. Вино, товарищи, должно быть круглое.

По просьбе заведующего домом отдыха ездили в Симферополь просить у председателя Крымского Совнаркома покрышки для автомобиля. Поездка обошлась в пятьсот рублей. Покрышки стоят максимум — триста. Какое-то нагромождение абсурдов

История о такси, девушке и двух орденоносцах

Скупая красавица Не позволяла себе волноваться, чтобы не постареть.

{237}

Мустанг и цирковая лошадка (высшая школа верховой езды).

Человек до сорока лет звал во сне: «Бабушка!» (Бабушка нянчила его в детстве.)

Он замечательно хорошо умел провожать. Всегда у него наготове был букет.

Хитрые официанты и чемоданные наклейки.

—  Это у меня, понимаете, внешность жулика. А сам я честный человек.

Молодые полные евреи, уже лысые, с очень густой синей растительностью на щеках, которую очень трудно брить.

Человек всех нудно разыгрывал.

—  Знаете, моя жена сломала ногу.

—  Да что вы говорите!

—  Вот и поймались. Разыграл вас, разыграл.

Уже с утра приготовлял фокусы, которые могут понадобиться вечером в гостях. Вкладывал спички в обратную сторону коробочки, протягивал от одной ноги к другой черную нитку, записывал великих людей.

—  Вы знаете, я совершил ошибку. Я говорил людям то, что я о них думаю, и нажил кучу врагов. Мне не следовало так поступать.

Юрко и клуб сумасшедших мотоциклистов.

Молодой талантливый писатель, которого руководитель-карьерист разработал, как золотоносную жилу, разработал хищнически, а потом забросил.

На Новый год раздался звонок. За дверью стояло совершенно пьяное опухшее существо, прислонясь к косяку. Оно пробормотало:

{239}

— Я являюсь ваш истопник.

И протянуло руку за пятирублевкой

Жена нападает на мужа неожиданно, как Япония — без объявления войны

Теща приносила дочери растрепанные и засаленные неприличные романы.

Рыжий Миша и семейство мышей в белой туфле. Ему жалко было их уничтожать, и он стал их подкармливать.

Сева так высок ростом, что для него невозможно подобрать ботинки и перчатки. Это целая проблема. Нужно удивительное стечение обстоятельств — нужно, чтобы такой же великан продал в комиссионный магазин свои ботинки или перчатки, а Сева попал бы в этот день в тот же магазин


"Все может стать условным."  

Сб. Дерибасовская-Ришельевская Одесский альманах № 3, Одесса, 2000, с 157-166

 


 

На первую страницу сайта  First page 
Русский Индекс English index
К списку книг




Hosted by uCoz